Летом 2018 года весь мир узнал имя россиянки Марии Бутиной, арестованной в США по обвинению в работе иностранным агентом без регистрации. Мария провела полтора года в американских тюрьмах, четыре месяца из которых — в одиночной камере. В октябре 2019-го она вернулась домой, а теперь, год спустя, в издательстве АСТ выходит ее книга «Тюремный дневник», отрывок из которой Woman.ru публикует ниже.
…
— Боб, — оторвалась я от чтения, понимая, что мои дела беспросветно плохи, Dura lex sed lex — закон суров, но это закон. — что со мной будет?
— До пятнадцати лет тюрьмы.
— Пятнадцать лет?! Я же ничего не сделала!
— Я знаю, но… Мы попробуем вытащить тебя под подписку о невыезде. У тебя есть дом в США, нет правонарушений, так что ты — идеальный кандидат. А потом будем разбираться, — заверил меня адвокат.
— Боб, пожалуйста, сообщите моим родителям, что я где-нибудь в дороге, а потому связи нет. Завтра меня все равно отпустят, а они будут напрасно переживать. Я потом им сама все расскажу, — просила я, думая о том, что же будет с сердцем моей старенькой любимой бабушки, когда она узнает, что ее родная внучка… в тюрьме.
«Для вашей безопасности»
Пора было возвращаться в одиночную камеру. Пришла надзирательница, надела на меня железные браслеты и повела… в новую камеру, где никого не было и стояли три ширмы, как в госпиталях в фильмах про войну. Душа снова ушла в пятки. Что же они придумали на этот раз?!
Наручники были сняты.
— Раздевайся, — грубо сказала женщина.
— Зачем? — в шоке посмотрела я на нее и, не надеясь на ответ, стала стягивать с себя оранжевую робу и за ней нижнее белье.
Все повторилось заново, как это было в камере перед судом — открыть рот, показать ушные раковины, подмышки, пятки, раздвинуть ягодицы, сесть на корточки, громко кашлять.
Такая процедура стала для меня не исключением, а правилом. Иногда по пять раз в день.
Вечером, перед отбоем, ко мне могли прийти пара надзирательниц и, весело смеясь, заявить, что меня подозревают в хранении контрабанды, так что «Раздевайся!».
Страшно представить степень унижения человека, когда у него раз за разом забирают остатки чувства собственного достоинства, что уж и говорить, когда речь идет о женщине. Не буду скрывать, со временем я выработала ментальный иммунитет к этой процедуре. У меня была одна задача — не позволить себя сломать. Надзирателям смотрела прямо в глаза, издевательски улыбалась. Стоило им войти в камеру, автоматически начинала раздеваться, не позволяя им сказать свое любимое: «Бутина, снять одежду!»
К сожалению, такие вещи не проходят для психики бесследно. Как утверждают международные научные исследования, досмотры с полным раздеванием являются «по своей сути унизительным и унижающим достоинство» нарушением прав на физическую неприкосновенность личности. Охарактеризованные как «принудительное обнажение тела», они являются формой сексуального посягательства. Верховный суд Канады, например, постановил, что «женщины и подростки, в частности, могут иметь реальный страх перед досмотром с полным раздеванием, эквивалентный сексуальному насилию над ними». В частности, отмечается, что подвергнутые таким мерам могут испытывать беспокойство, депрессию, потерю концентрации, нарушения сна, фобии, преследующее чувство стыда и вины и другие эмоциональные травмы.
Эти негативные последствия могут длиться годами.
Такая травма в подростковом возрасте может оказать особенно значительное влияние на развитие лобной доли головного мозга, блока программирования, регуляции и контроля деятельности.
Исследования западноавстралийского инспектора в области содержания заключенных под стражей за 2019 год показывают, что применение досмотров с полным раздеванием используется в качестве формы управления поведением. Там же утверждается, что эта практика должна быть строго ограничена и вместо нее должны использоваться альтернативные методы досмотра, такие, например, как электронное сканирование, чтобы заменить инвазивные поиски инородного тела, наносящие вредный психологический и возможный физический эффект.
Ко мне в камеру стали наведываться по пять раз на дню улыбчивые психиатры, готовые в любой момент помочь мне «чудодейственными таблеточками от стрессов и неврозов». Но перспектива стать накачанным транквилизаторами овощем меня пугала намного больше всех издевательств, применяемых надзирателями. Тогда администрация тюрьмы решила немного закрутить гайки.
В первую же неделю всю тюрьму закрыли на карантин, запретив все посещения и отключив все телефоны. Так, я не общалась с родителями уже почти три недели.
Все письма, которые приходили в тюрьму на русском языке, изымались, а я лишь получала квиток, сообщавший, что в них содержится некий шифр.
Все, что я знала на тот момент, — это лишь то, что родители узнали о моем аресте из выпуска новостей, они якобы живы и здоровы. О большем я старалась не думать, чтобы не накручивать себя негативными мыслями, с одной стороны, а с другой — как меня учила бабушка, родные сердца всегда чувствуют боль друг друга, потому я старалась успокоить свое сердце, чтобы, не дай бог, мои страдания не передались им. Кому-то это, верно, покажется глупым, но другого варианта их поддержать у меня не было.
Прогулки и библиотека мне были тоже противопоказаны, на церковные службы меня не пускали.
Все мои надзиратели были исключительно женского пола, чтобы я, часом, представителей сильной половины человечества не околдовала своим магическими кремлевскими чарами. Больше того, я редко видела одни и те же лица, практически каждый день в отделение приходила новая охранница, чтобы, видимо, у них не формировалось привязанности и сочувствия к мерзнущему одинокому комочку в рыжей робе в углу одиночной камеры.
«Тут воистину охота на ведьм, — написала в дневнике я. — И сегодня ведьма — это я. И скоро меня будут жечь, вернее оставят в камере гнить из ненависти к моей национальности, внешности, акценту и прочим атрибутам личности. Наверное, через много лет история все расставит на свои места: они осознают свою ошибку и признают вину, только мне от этого легче уже не станет».
Так я жила в своем замерзшем царстве одна день за днем без связи с семьей и внешним миром. Визиты мозгоправов продолжались, а я по-прежнему сквозь зубы улыбалась и отказывалась от «помощи».
Нужны были новые методы воздействия на «эту упрямую русскую». Тогда администрация тюрьмы придумала новые меры — «для моей безопасности», как это было объяснено моим адвокатам и российским консулам, ко мне приставили надзирателя, который денно и нощно сидел в кресле на пороге моей камеры на расстоянии вытянутой руки от унитаза с большим журналом, в который записывались все мои действия. Как правило, охранница приносила с собой большой пакет попкорна и, как в кинотеатре, располагалась смотреть реалити-шоу «за стеклом», вернее, в моем случае «без стекла».
Также, проявляя выдающуюся заботу о моей скромной персоне, меня стали будить каждые пятнадцать минут в течение ночи и уточнять, требуя четкого и внятного ответа, все ли у меня в порядке.
Пытки в США регламентируются специальным методическим руководством — Пособием ЦРУ по проведению допросов. Подробное исследование о применяемых практиках было опубликовано в 2014 году сенатом США. Главный вывод — метод допроса ЦРУ бессмысленный и беспощадный. Пытками просто выколачивали любые нужные показания против членов «Аль-Каиды» и сочувствующих, а президенту Бушу-младшему на стол ложился аккуратный антитеррористический доклад. На страницах 528-страничного документа описываются так называемые усиленные методики допроса, подразумевающие психологическое и, хоть и реже, физическое воздействие.
Но все же главная цель применяемых ЦРУ пыток — психический террор по отношению к человеку, ломка его воли. Один из самых распространенных видов пытки из арсенала американцев — лишение заключенного сна на длительный срок. Лишающие сна техники могут включать в себя громкую музыку, яркий свет, помещение заключенного на ступень пьедестала, с которого он больно падает в случае дремоты и потери равновесия. Доказано, что лишение сна приводит к серьезному гормональному сбою в организме, галлюцинациям и психическим расстройствам, а главное — делают узника тюрьмы более сговорчивым.
Цели моих регулярных побудок я тоже понимала, а потому сдаваться не собиралась. Слегка отойдя от первоначального шока и поняв, что впадать в уныние равнозначно признанию победы за противником, я решила обустроить мой новый мир.
<…> Единственным общением для меня стали визиты моих адвокатов Боба и Альфреда, которые приходили почти каждый день и давали мне задания по написанию бумаг в свою защиту. Я с радостью писала длинные опусы, разбивая все надуманные обвинения в прах, опираясь на факты и указывая адвокатам, где можно найти ту или иную информацию. Почти три недели ушло на то, чтобы мне разрешили получить четыре канцелярские коробки с материалами моего дела. По сути, там были просто распечатки моих электронных сообщений, в то время как прокуратура откровенно врала, заявляя, что материалы моего дела составляют девять строго секретных терабайт информации. Так они затягивали рассмотрение моего дела. Эти терабайты мы так и не увидели.
В череде бесконечных унижений настал тот день, когда мои ногти стали слишком длинными. Природа взяла свое. «Что же делать?» — думала я. Согласно правилам тюрьмы, ногти на руках и ногах должны быть короткими, а чем их стричь, если ничего, даже близко напоминающего ножницы или кусачки, нет? Я всегда считала привычку грызть ногти крайне вредной и некрасивой. Но делать было нечего.
Тот вечер я никогда не забуду. Мне пришлось сгрызать свои ногти на руках и ногах, чтобы не получить дисциплинарку за невыполнение тюремных правил.
Не знаю, что еще могло быть хуже моего тогдашнего положения, даже получи я «шот», в переводе на русский — «выстрел», так в тюрьмах США называются дисциплинарные выговоры, но давать лишний повод не хотелось.
Как я выглядела, я уже давно забыла. В камере было что-то наподобие алюминиевой пленки, притворявшейся зеркалом, но разглядеть себя в нем было невозможно. В следующий раз я увижу себя в зеркале только через одиннадцать месяцев, и это зрелище меня испугает.
Хороших новостей ни от адвокатов, ни от российских консулов не приходило. За окном шел вечный дождь, а над моей судьбой все больше сгущались тучи.
В 2018-м Америка обвинила Марию Бутину в шпионаже. Девушка провела в американской тюрьме полтора года
1 из 8
Фото: Getty Images, Legion-Media.ru, PhotoXPress.ru
31 октября 2020
